Целитель Белого Города
Мне сейчас тяжело.
Лет с восьми и до шестнадцати я много писала. Стихотворений. Рифмы, фразы - всё приходило легко, само собой. Вдохновенно. Почти бездумно.
После книги (в 17?) стало намного сложнее. Будто выбрала, выплеснула всё. Нечего стало сказать.
Я начала писать реже. Более обдуманно. Стихи этого времени мне сейчас нравятся гораздо больше тех, которые в книге.
Но сейчас.
Я так давно не писала стихотворений (хороших, красивых, таких, которые нравились бы мне самой). Одно за весь прошлый год? Два?
Я второй день бьюсь над задумкой. Полностью вижу идею. Замысел. Суть. Смысл.
И не могу подобрать ни ритм, ни размер - не то что слова.
То, что выходит... оно как мёртвое. Искусственное. Я не могу так писать.
И по-другому, как раньше - не получается.
Это очень тяжело. И больно. Так никогда не было.
Лет с восьми и до шестнадцати я много писала. Стихотворений. Рифмы, фразы - всё приходило легко, само собой. Вдохновенно. Почти бездумно.
После книги (в 17?) стало намного сложнее. Будто выбрала, выплеснула всё. Нечего стало сказать.
Я начала писать реже. Более обдуманно. Стихи этого времени мне сейчас нравятся гораздо больше тех, которые в книге.
Но сейчас.
Я так давно не писала стихотворений (хороших, красивых, таких, которые нравились бы мне самой). Одно за весь прошлый год? Два?
Я второй день бьюсь над задумкой. Полностью вижу идею. Замысел. Суть. Смысл.
И не могу подобрать ни ритм, ни размер - не то что слова.
То, что выходит... оно как мёртвое. Искусственное. Я не могу так писать.
И по-другому, как раньше - не получается.
Это очень тяжело. И больно. Так никогда не было.
А вот стихи с начала двухтысячных меня покинули. Надолго ли, навсегда ли? Как знать.
Удачи нам и сил.
И понимаешь,что писать надо, дабы через десятилетия было что напомнить самой себе об этих временах. Но почему-то так не хочется в стихах выплёскивать свои страхи и грусть.
Думаю, я справлюсь. Просто снова расписываться так сложно.